Необитаемое сердце Северины - Страница 27

– Что ты делаешь? – спросил Феликс.

– Включаю твой зрительный фактор, – сонно объяснила Фея.

Феликс так удивился ее словам из чужого лексикона, что проснулся окончательно и сел, отодвинув Фею от себя. Она легла с закрытыми глазами и задышала спокойно. Лекс посмотрел на часы. Половина второго.

– Какой, к черту, зрительный фактор в половине...

– Ты стонал как в оргазме и называл меня другим именем, – бесстрастно объяснила Фея и от души зевнула. – Знаешь, зачем человеку нужны глаза?

– Глаза?.. – перестал что-либо понимать Лекс.

– Глаза и другие органы осязания. Не только, чтобы познавать окружающее. Но и для отвлечения мозга. Что ты представляешь, когда устаешь думать?.. Правильно, – кивнула она, не дожидаясь ответа. – Ты представляешь то, что раньше видел и щупал. Это банально.

– Фея, что ты несешь? – наклонился над ней Лекс.

– Иллюзия! – прошептала Фея. – Тебя отвлекают бабочки? Если бы в момент сильного напряжения на тебя слетелись бабочки или стрекозы, а? Это помогло бы? Знаешь, зачем человечеству наркотики? Чтобы вызывать у себя иллюзии. Для кратковременного выживания в полном дерьме и хаосе. Так вот, великий и ужасный мамонт Лекс, твои глаза видели не меня!

– Алина! – Лекс решил, что настал момент озвучить настоящее имя своей женщины. – Как я тебя называл?

– Ты называл меня Феней.

– Ерунда! – с нарочитой уверенностью заявил опешивший Лекс. – Тебе показалось, я наверняка говорил «Фея»!

– Ты говорил Фе-ня! И предлагал снять с моего соска стрекозу. Какая гадость!.. Они же кусаются... – Фея содрогнулась. – И вообще... Ничего я тебе в ухо не совала! – Она села, немного растерянно посмотрела на Лекса, потом – на часы и вдруг нежно и осмысленно улыбнулась: – Почему ты не спишь? Бессонница?..

Феликс молча встал, прошел в кухню и только там выдохнул. Глаза!.. Он впервые подумал, что убивал то, что видел. Или... представив, например, человека рядом, но тоже после того, как его увидел, – так получилось с агентом в квартире отца. Он тогда сильно зажмурился... Еще были хулиганы из электрички, он потом узнал их всех в морге, ни одного незнакомого не полегло. Интересно, ему удастся убить невиданную ранее цель?.. И почему это вдруг женщина, с которой он делит постель, решила выдавить ему глаза?.. Лучше не думать, а то можно превратиться в параноика. Феликс поставил чайник, посмотрел из окна вниз, на светящийся ночной город. И решительно направился в спальню.

Пыхтя, он кое-как отодвинул одну тахту от другой. Когда Фея перебралась к нему жить, он купил еще одну полуторную тахту, чтобы вплотную поставить к имеющейся и резвиться на этом сексодроме в любых позах. Тахта с отделением для белья внизу оказалась тяжелой, шла по паркету с трудом, пришлось перемещать ее толчками. Оценив расстояние между спальными местами, Феликс решил его еще увеличить. Для этого он перенес спящую Фею на передвинутую тахту и потом толкал другую к противоположной стене.

Вспотел. Устал. Беззлобно ругнулся про себя, когда соседи стали стучать чем-то по трубам, и пошел в кухню выключить свистящий чайник. От пара запотели стекла, Феликс подошел к окну и написал «Феликс, Фея, Феофания». В столбик. Потом вытер все, кроме трех первых «Ф». Потом прямую линию в буквах искривил интегралами, удлинил полукружья – крылышками... Из спальни раздался грохот. Он стоял и смотрел на стекло, пока обнаженная Фея не потрогала его за плечо. Тогда Феликс медленно повернулся и угодил взглядом в ее испуганные глаза.

– Лекс!.. – прошептала Фея. – У нас этот... как его называют? Полтергейст! Посмотри, как раскидало кровати! Я свалилась... Это ты написал на стекле? Кто третий?..

И неожиданно бросилась ему на шею. Феликс едва устоял.

– Ты тоже об этом думаешь, да? – шептала она ему в ухо. – Если правильно рассчитать сроки, можно угадать, чтобы был мальчик!

Феликс отстранил голову женщины, поймал ее взгляд. Отвел с лица желтую прядку и нарочито медленно сказал:

– Мы будем теперь спать в разных кроватях. Это для того, чтобы быть порознь ночью. Во сне мы слишком уязвимы. Чтобы твой сон не причинил мне вреда. Чтобы я со сна не отреагировал жестоко.

– А... – начала опешившая Фея, но Лекс закрыл ей рот ладонью.

– А трахаться будем, где захочешь – на твоей кровати или на моей. Или на полу, или в ванной, на крыше самой дорогой гостиницы мира, в лифте, на балконе... – подумал и покачал головой: – Нет, на балконе не будем. Ты поняла? Спать – порознь.

– А-а-а?..

– А-а-а детей у меня не будет. – Лекс ласково погладил Фею по голове. – Попробуй свыкнуться с этим фактом.

* * *

Северина к четырнадцати годам особо не вытянулась – при измерении в районной поликлинике оказалась ростом метр пятьдесят три. Но округлилась в разных местах на радость инспектору опекунского совета Лаврентию. Новый 1996 год в Полутьме праздновали без сестер Кикимор. Умерли сестрички осенью, а за месяц до смерти перестали Северину к себе пускать и не давали ей к ним притронуться.

– Отпусти нас, пойдем к Герушке уже, пора, – сказала одна из сестер, закрыв перед Севериной дверь на засов.

Тетка Армия назвала такое поведение Кикимор рациональным, поскольку похоронить мертвого зимой в Полутьме было большой проблемой – до кладбища восемь километров, а дороги уже с конца ноября становятся непроходимыми. Рассказала Северине, как в Залесье старики, угоревшие в январе прошлого года, пролежали в сарае в гробах до конца марта, все потому, что последний трактор в лесничестве сломался, а два военных вездехода заняты были заготовкой дров. Да и не прошли бы они по болотам заречным.