Необитаемое сердце Северины - Страница 29

– Чего свет не зажигаешь?

– Пусть так будет, – сказала Северина, не поворачиваясь.

– Пусть будет, – хохотнул Лаврентий.

Слышно, как он снимает полушубок. Топчется у вешалки. Проходит на середину комнаты. Вот стул взял от стола. Поставил ближе к окну. Сел. Откашлялся. Тишина. Северина повернулась.

– Холодно тут у тебя, – сказал Лаврентий. – Не топила сегодня? А как раздеваться будешь? Замерзнешь.

– Я сначала посмотрю, что у вас... там, – Северина кивает вниз и подходит ближе.

Лаврентий с недоумением смотрит на свой живот.

– Ты – в смысле?.. Ну да, для познавательных целей, я понимаю... Посмотри, посмотри... Такое чудо-юдо ни у каждого увидишь... – Он встал и завозился с пуговицами на ширинке. Чуть спустил ватные штаны и сдернул с причинного места цветные семейные трусы.

Северина подошла совсем близко и присела, рассматривая. На ее глазах висящее чудо-юдо стало увеличиваться в размерах и приподниматься.

– Можно я его потрогаю?

Лаврентий крякнул и потоптался, потеряв голос. Его чудо удивительным образом подпрыгнуло вверх. Северина улыбнулась. И накрыла чудо двумя ладошками. Потом подумала, оставила левую ладошку, а правой обхватила снизу придатки к чуду. Через пару секунд она выпрямилась и пошла к рукомойнику. Лаврентий длинно выдохнул, сел и с удивлением ощупал себя снизу. Северина вымыла руки, обошла его кругом с полотенцем в руках.

– Как вы себя чувствуете, Лаврентий Павлович? – спросила она.

– Так ведь... Это самое, как сказать?.. Возраст, знаешь ли... Слишком долго ты округлялась Северина. Видишь, какой облом вышел. – Он посмотрел на нее виновато. – Ты мне чайку, а?.. Что-то голова кружится. Чайку покрепче.

Северина бросилась к столу, выложила на тарелку пирожки тетки Армии, кусок своего сыра, и черничное повидло – пластинками. И чаю заварила, как учил ветеринар Коля, и налила потом Лаврентию заварку в праздничную чашку – синюю с позолотой, и мед подвинула, и бросилась к печке растапливать заготовленную с утра закладку. А когда огонь занялся и осветил ее лицо горячим золотом, в дом вошла тетка Армия с автоматом и подозрительно спросила:

– Чего это вы тут сидите без света? А-а-а?!

– Чаевничаем мы. Садись с нами, Армия. У меня сыра немного осталось. Угощайся. Последний, наверное. Без коровы я теперь, – сказала Северина от печки. – Вы, Лаврентий Павлович, у кого будете ночевать? А то оставайтесь у меня, сейчас дом нагреется, я вам у печки на лежанке постелю, сама вверху лягу, расскажете мне про море-океан. Вы же плавали в молодости. Пальмы, мулатки, акулы...

А сама – улыбается. Армия не выдержала, свет зажгла, подозрительно осмотрела сидящего у стола Лаврентия. Он бессмысленно таращился перед собой, забыв про надкушенный пирожок, и про расстегнутую ширинку. Но Армия была слишком удивлена происходящим, чтобы заглянуть под стол. Она с возмущением заявила:

– Да ведь врет все! Нигде он не плавал. Это он чтобы тебе мозги запудрить придумывал. Он так баб под себя укладывал – морскими историями. Хватит врать, Берия! – Армия толкнула мужчину в спину.

Лаврентий дернулся так, что голова качнулась до соприкосновения подбородка с грудью. Выпрямился, очнулся, открыл глаза пошире. Провел ладонью по лицу и назидательно изрек:

– Корова – дело наживное. А вот я, похоже – все! Спекся. Не ходок больше, вот так, Армия.

Та села, посмотрела в его лицо, потом – на Северину.

– Ты... В смысле – этого?.. – Она показала пальцем Лаврентию на низ живота.

Он горестно кивнул.

– Не поверишь – как отрезало. Даже стыдно стало себя прошлого. Вот так, Армия...

Армия посмотрела тогда на Северину и засмеялась громко и от души. Показала пальцем на Лаврентия, и опять – хохотать, а когда устала и вытерла слезы, сказала:

– Ну, Севка, ты даешь!..

* * *

Феликс зимой девяносто шестого года неожиданно для себя решил съездить посмотреть на недоставшуюся ему часть отцовского имущества. Он как раз был с Феей в очередной размолвке. Размолвки начались, как только Алина Фейсак получила диплом. Она стала требовать регистрации их отношений. Согласна была просто на поход в загс – никакой свадьбы. Контора настоятельно посоветовала Феликсу узаконить отношения с женой. Феликс узаконил. Но, получив свидетельство о браке, Фея начала говорить о ребенке и не могла остановиться. Феликс был удивлен – жена не реагировала даже на его угрозы уйти от нее. От разумной женщины, предугадывающей все его желания и закрывающей глаза на случайные измены, не осталось и следа. Феликсу пришлось взять на себя защиту в сексе, это его раздражало и смешило одновременно – приходилось прятать презервативы, чтобы Фея их не испортила, или все время держать при себе минимальный запас. Заметив как-то жену в половине пятого утра, роющейся в мусорном ведре, Феликс стал спускать использованные презервативы в унитаз. Все уверения о том, что ребенка у него никогда не будет, Фея называла бредом впавшего в нарциссизм шизофреника.

Она перетащила две тахты в гостевую комнату, а в спальне появилась огромная кровать. Лекса это устроило – теперь после секса он уходил спать с кровати на свою тахту в гостиную.

В поисках соперниц, которым Феликс мог безответственно скидывать свою сперму, Фея обшаривала все вещи, одежду и бумаги, которые он приносил домой. Накануне Нового года ему показали несколько снимков и записи телефонных разговоров – Фея наняла частного сыщика следить за мужем.

От абсурдности этой ситуации Феликс стал нервничать до спазмов в желудке. Контора разобралась с сыщиком. Фея получила поминутный перечень всего, что делал ее муж в течение двух недель, с фотографиями и записями телефонных переговоров. За такую отработку двухнедельной легенды с Феликса показательно вычли кругленькую сумму и настоятельно рекомендовали помочь жене в ее страстном стремлении к размножению, направить ее огромную энергию на благие цели продолжения рода. Во избежание подобных внештатных ситуаций, которые, учитывая особенности основной работы Феликса, исключают любых свидетелей типа сыщика.